* 
Ну, и чего тебя понесло зимней ночью на крышу дома? Еще скажи, что в самом деле поверила в случайно услышанную глупость. Будто бы сумеркам и снегу больше делать ничего, лишь только бы милосердно скрывать пласты грязи испокон веков покрывающие городские улицы, небеса давно позабывшие, что это за чудо такое – звезды, такие смешные отсюда, сверху, фигурки прохожих. Будто все это безобразие может преобразиться в четкую картинку, похожую на немного выцветшую черно-белую фотографию из полустертых детских воспоминаний. Глупая байка. И кому, как не тебе, девочка, это хорошо известно? В Городе давно уже не осталось чистых цветов: яркие вспышки мгновенно тускнеют, а белый и черный быстро превращаются в различные оттенки грязно-серого. 
Твоя же куртка (пусть и ярко-красная, если это так много для тебя значит) почти не защищает от пронзительного ветра, а будет жаль, если ты подхватишь банальное воспаление легких. Ну, нет, у меня на счет тебя другие планы, и тебе придется с ними считаться. Да и беспокоит меня немного (меня? беспокоит? интересно, когда я в последний раз ощущал беспокойство?) вполне вероятная развязка: твоя нога уже готова скользнуть подтаявшей коркой льда, рука – напрячься в безнадежном усилии ухватить сперва край крыши, а после – и предательски-жидкий воздух… Пять этажей. Мгновения безмерного животного ужаса и безнадежного вопля: жить хочу! А в милицейских протоколах появится еще одна запись о самоубийстве. И лишь ты могла бы возразить, что это был глупый случай, а никак не желание заглянуть туда, за грань. Ну, еще и я. Но стоит ли надеяться, что я снизойду до роли свидетеля? Да еще и в миг раздражения от потери столь интересного экземпляра. Извини, тебе приятнее было бы услышать души, впрочем, какая разница? 
Но ты уже решительно отвернулась от края крыши, развернувшись к притворенному люку на чердак. Будущее легко скользнуло на новые рельсы, мгновенно отбросив ненужную версию. А мне вдруг становится действительно интересно: что ты увидишь в этот миг? Невыразительный силуэт, более темный, чем ночные сумерки? Черные крылья за моей спиной? Жалкие ужасы, созданные убогим человеческим воображением? 
Твои зрачки немного расширены, но не испугом, а удивлением и… недоверчивым торжеством. Так это ты решила подстроить ловушку мне, уверенная, что я не позволю тебе погибнуть почем зря?! Что же, по крайней мере, на этот раз я получаю определенное вознаграждение за свои усилия. В благодарность даже могу позволить тебе первой начать разговор. Надеюсь, это не будут бессмысленные отрывки так и недоученной молитвы или истерическое: "Что тебя от меня надо?!" 
– Почему именно я… именно мы? – почти беззвучно, но без намека на истерику или мольбу выдыхают женские губы. Ты будто стараешься найти ответ на этот вопрос, который вдруг превратился в самый важный. Молча пожимаю плечами. Уверен, сейчас наши мысли сходны: как, в сущности, глупо начиналась эта история…
** 
Северные окраины – не лучшее место для прогулок в сгущающихся сумерках. Конечно, если ты – не профессиональный искатель приключений на все самые важные части тела. Игнат не относил себя к этой категории рода человеческого. Просто задержался у друга, осваивая новую он-лайн игру. А теперь нетерпеливо переминался с ноги на ногу на пустой остановке, кляня последними словами водителя безбожно опаздывающей маршрутки. Парень неуверенно покосился на мобильный, прикидывая, не стоит ли позвонить Майе, заполняя болтовней скучное ожидание. Кроме того, он искренне беспокоился, как там она: глупо требовать от художницы благоразумия во время создания нового шедевра. Но и не так легко привыкнуть к ее депрессиям, возобновляющимся каждый раз перед завершением очередной картина. Если честно, Игнату больше нравились цветы и котята, нарисованные на продажу, чем странные мрачные полотна "для души", создавая которые, художница часто жаловалась, что ей никак не удается подобрать "чистые" цвета. Он любил Майю, поэтому старался держать такие мысли при себе, ограничиваясь попытками проводить больше времени с друзьями в тех случаях, когда она ощущала вдохновение. Но стоит лишь позвонить, и она сразу почувствует: он задержался, а теперь среди ночи будет добираться домой на другой край города. Начнет нервничать, придется перезванивать и успокаивать её… Оно того стоит? 
Четкие шаги заставили было встрепенуться, но Игнат также быстро успокоился: одинокий прохожий не может представлять реальную угрозу, вот если бы сюда пожаловала компания местных подростков в поисках нехитрых развлечений… Нет, случайный сосед на остановке выглядел вполне приличным, по крайней мере, трезвым на вид мужчиной. Что же, дуракам везет. А вот действия пришельца оказались полнейшей неожиданностью: вместо того, лишь бы нервничать в ожидании маршрутного такси, время от времени нетерпеливо поглядывая на часы, тот сосредоточенно огляделся вокруг, удовлетворенно кивнул и жестом фокусника достал откуда-то небольшой фонарик, тюбик с клеем и несколько аккуратно нарезанных листков бумаги. Безусловно, это было не самое лучшее время, чтобы добавлять бумажный хлам на и так густо залепленный выгодными предложениями столб. Но невольного наблюдателя поразило не это: он хорошо знал, как ведут себя расклейщики объявлений, одно время сам имел на этом такой-сякой приработок к не очень жирной стипендии. 
Так вот, незнакомец держался как-то странно, будто делал что-то неразрешенное и в то же время вызывающее у него гордость. Понукаемый не столько подобными дурацкими психологическим выкладками, сколько обычной скукой, Игнат подошел ближе. Незнакомец услужливо посветил, дав возможность подробно рассмотреть четкие буквы: "Солидная фирма приглашает желающих стать донорами ауры. Дорого. Конфиденциальность гарантирована. Преимущество предоставляется молодым и здоровым мужчинам". Инстинктивно протерев глаза, Игнат старательно, едва ли не вслух перечел эту белиберду вторично. Расклейщик с готовностью кивнул: именно так, Вы все поняли правильно. 
– А души Ваша солидная фирма не скупает? – с понятной, как ему в тот миг показалось, иронией поинтересовался Игнат. 
Незнакомец улыбнулся вежливо и терпеливо, как безупречно обученный консультант во время разговора с капризным клиентом. 
– Это не наш профиль. Да и, между нами, Вы вот верите, что у Вас есть душа?
– Черт его знает, – честно пожал плечами Игнат. 
– Правильно, так же реагирует подавляющее большинство. А какая польза от того, во что никто не верит, а следовательно, и не согласится перекупить дороже? Не коллекционировать же нам эти души? 
– А что, ауру можно выгодно перепродать? – он и сам не заметил, как втянулся в бессмысленный разговор: неизвестно, когда еще появится маршрутка. 
– Если имеете определенные связи. Сами понимаете, постороннему не так просто управиться со специфическим товаром. А вот если есть определенные заказы… 
– На что, на чужую ауру? 
– Почему Вы удивляетесь? Есть же чудаки, готовые платить немалые деньги за чистку кармы. Это почему же не могут найтись люди, тратящие состояния на обновление своей ауры? 
– И где же учат на такого… хирурга, который пришивает чужую ауру? 
– Нигде, – незнакомец улыбнулся снова, на этот раз искренне. И сразу стало заметно, что первое впечатление обманчивое: он не средних лет, а гораздо старше. К тому же, точно не принадлежит к мелкому персоналу; но вот кто с такими уверенными манерами тратит время на расклеивание объявлений и болтовню со случайными прохожими? 
– Вот представьте, молодой человек, что Вы… или Ваш ровесник, согласились стать таким донором. Потому что едва ли в Вашем возрасте (это отнюдь не оскорбление, а старческая зависть, если хотите, своеобразный комплимент) кто-то успеет безнадежно испортить себе ауру, карму и тому подобное. Конечно, это оплачивается лучше, чем сдача крови, к тому же, намного безопаснее. Не говорю уже о жертвовании своими органами, ведь Ваш гипотетический ровесник не дурак и не желает остаться калекой. Так вот, он выходит на нас, а мы уже имеем базу клиентов, как правило, весьма зажиточных. У большинства из них, м-м, немного специфическое мировоззрение. Ну, хотят они отойти в вечность с хорошей кармой, не испорченной старательно скрытыми от других безобразными поступками, или убежденны, что хорошая аура поможет выздороветь им или их родным, так кому это вредит? Мы знакомим их с донорами, убеждая тем самым в нашей добросовестности, потом тщательно обученные специалисты проводят определенный обряд… Донор получает деньги, и все довольны. 
– А в суд одураченные клиенты потом не подают? 
– Почему одураченные? Вы даже не представляете, насколько здоровье тех, кто достиг определенного возраста, зависит от их настроения. Фирма действует несколько лет, и – ни одного судебного иска. 
– Несколько лет? Что-то я прежде таких объявлений не видел. 
– А Вы так часто обращаете внимание на объявления? К тому же, в этом городе мы сравнительно недавно, так сказать, открываем новые филиалы, растем, крепнем. 
– Понятно, – Игнат ощутил неудобство, которое возникает, когда уже нечего сказать случайному собеседнику, но неудобно просто развернуться и молча уйти. Без особой надежды глянул туда, откуда должная была появиться заблудившаяся маршрутка. И вздрогнул, как от пронзительного холода, хоть, для сентябрьской ночи, было довольно тепло. Нужно поменьше пялиться в монитор, так и зрение недолго испортить: вон уже начинает мерещиться смутная, темная даже на фоне сумрака, фигура, пристально, в этом он готов даже не видя ее лица, глядящая прямо ему в глаза. Украдкой бросил взгляд на "представителя солидной фирмы". Ясное дело, тот ничего не заметил, лишь покивал: да, что-то стало прохладнее: что поделаешь, осень… И ловко втиснул визитку в замерзшие пальцы Игната. Пришлось, поблагодарив, сунуть мусор в карман: не выбрасывать же перед носом у старика… Сейчас же, как по заказу, из-за поворота вынырнула долгожданная маршрутка с сонным сердитым водителем, который спешил сделать последний рейд и рванул от остановки, едва Игнат успел упасть на ближайшее сидение. 
Расклейщик объявлений задержался на остановке то ли стараясь разгладить только что наклеенный листок, то ли, наоборот, срывая его со столба.
*** 
– Если бы не моя болезнь, может, он и не сунулся в ту проклятую фирму? – Майя почти требовательно смотрит на меня (на меня! Ох уж, эти женщины). 
– Я не могу отвечать за действия наделенных свободой выбора, – спокойно напоминаю очевидное, стараясь не отпускать ее взгляд. Ей бы немного больше опыта – и она попыталась бы избегать моих глаз любой ценой, а так… когда в последний раз в глазах противника был такой вызов? – Он не играл уж совсем вслепую, видел, зачем нужны такие доноры… 
**** 
– Не очень-то вы торопились, – будто мимоходом бросил клиент. И лишь сейчас удостоил Игната взглядом. – Кажется, в тот раз был другой? 
– Вы абсолютно правы, – спокойно кивнул спутник Игната. – Это – новенький, но в перспективе – наш лучший донор. Мне дали понять, что Ваш случай – особый. Поэтому и позволил себе выбрать наилучший из доступных мне… материалов. 
– Ладно, под Вашу ответственность. Все, что мне известно, это то, что в прошлый раз Вы приводили другого паренька – и моему брату стало лучше. А теперь, в мое отсутствие дура – сестрица вызвала обычного врача, и в результате… Говорите, это – самый лучший? 
–Можете не сомневаться, – так же спокойно заверил представитель фирмы.– Думаю, что и на этот раз договор следует оформить с Вами, а не… с Вашим родственником. 
Клиент сперва недоверчиво нахмурился. Но деловитость собеседника подействовала на него успокаивающе. Почти небрежно пролистав несколько листков договора, не глядя, взял со стола "Паркер" ("Настоящий", – зачем-то машинально отметил Игнат), поставил подпись и равнодушно протянул ручку донору. Будничность ситуации успокоила разбушевавшееся было воображение Игната, и он молча вывел загогулину возле галочки. Завершил церемонию представитель фирмы, черкнув свою подпись и придавив ее печатью. 
– Скажите. А от чего все же зависит эта… хорошая аура? – вдруг окликнул представителя клиент, когда они молча направлялись к широким ступенькам на второй этаж его особняка. 
– Случаем. По крайней мере, иногда, – исчерпывающе проинформировал тот, незаметно подтолкнув спутника, мол, шевелись давай. 
– А он, похоже, не привык к тому, чтобы с ним так разговаривали, – ляпнул Игнат, только бы что-то сказать. Слишком уж приелась роль вещи или как там?.. материала, который молча должен ожидать, когда же к нему дойдет очередь. 
– За то и ценит, – вдруг вполне по-человечески откликнулся спутник. – Слушай, увидишь клиента – не вздумай выказывать удивление, и, вообще, никаких эмоций. Помни, что тебе заплатили неплохие деньги, так что потом без претензий. 
– Без претензий. Не верю я в это. 
– Твое дело. 
Они остановились возле массивных, даже и на первый взгляд, дверей с несколькими замками. Вдруг, будто материализовавшись из сумрака – окна на втором этаже были зашторены тяжелыми портьерами – к ним приблизилась фигура то ли служащего, то ли, скорее, охранника. Внимательно осмотрев пришельцев, он молча начал отпирать замки.
Игнату вдруг почудилось, что на него пахнуло гнилью. Ощущение тут же исчезло: в коридоре безупречно работал кондиционер. Спутник, вероятно, что-то заметив, крепко сжал руку, проговорил одними губами: "Сдурел? Деньги уже не нужны?". Деньги были необходимы: внезапно всплыл долг, который он планировал отдать лишь через полгода, на работе наложили штраф за какую-то мелочь и лучше было не заикаться о досрочном авансе, Майя заболела, и врач выписал дорогие лекарства… Никто его не волок сюда насильно, так что нечего сейчас разыгрывать сцену побега из какого-то дешевого боевика. В конце-концов, сумасшедшие, заманивающие легковерных прохожих в угрюмые дома, дабы устроить кровавые жертвоприношения, встречаются лишь в фильмах ужасов. 
Двери открылись. За ними – комфортабельная палата, напичканная дорогой аппаратурой, безукоризненное белье на кровати, опытная даже вид медсестра. И больной, который все время тихонько стонал и едва был в состоянии приподнять веки на скрип входных дверей. Стоило ли сажать беднягу под замок? 
– Мы вовремя, – мгновенно оценил ситуацию "специалист", как мысленно окрестил спутника Игнат. – Приступаем сию минуту. Ложись, – это уже к парню, который только сейчас обратил внимание на приткнутый в углу узкий диван, накрытый простыней. 
– Снова вы..? – больной едва хрипел. Бледное до синевы лицо исказила гримаса боли. – Зачем это все? Чтоб тот червь вновь смог прогрызть оболочку и добраться до меня? Лучше пусть сразу… сколько мне еще ждать смерти ?... 
– На этот раз мы обязательно управимся с Вашим врагом, – тоном, которым разговаривают с неразумными детьми и обреченными, заметил специалист. И шепотом начал расспрашивать медсестру, когда и какие пилюли давали больному, бывают ли у него просветление и всякое такое. 
Игнат понезаметней присматривался к сумасшедшему. А тот вдруг широко открыл глаза, глядя прямо на парня: 
– Дурак, – на этот раз клекот должен был изображать презрение. – Согласился дать мне часть силы? Нравлюсь? Станешь таким же. 
– Лучше удавиться, – вырвалось у Игната. 
– Лучше… но у тебя нет заботливого брата, готового дать тебе все, кроме смерти… 
– Довольно, – решительно оборвал разговор специалист. – Марш на диван. А Вы … Вы же хотите этого, не так ли? Немного покоя, немного здоровья… 
– Дьявол… – бросил больной и, обессилев, умолк. 
Игнат честно закрыл глаза, потому что и сам не весьма хотел видеть подробности "ритуала", но перед этим успел перехватить взгляд больного – взгляд наркомана, которому показали очередную порцию любимой отравы… И уже совсем уголком прищуренного глаза успел рассмотреть темную – куда искусственной полумгле комнаты – фигуру, которая внимательно смотрела просто на него. 

***** 
– Игнат не сумасшедший! – твой вопль должен был бы гулко разнестись на морозном воздухе, но увязает в тишине, превращаясь в беспомощный шепот. 
- Кому от этого легче, девочка? Тебе? Ему?
****** 
– Майя, – карие глаза Игната, сейчас почти черные из-за неправдоподобной бледности парня, внимательно изучали каждую черточку ее лица. – Майя, ты больше не приходи, ясно? 
– Что ты несешь?! Ты же больной, что, бросить тебя на произвол судьбы? 
– Я не больной, я – обреченный. Донор ауры, чтоб ему… И похоже, действительно, один из лучших, если еще не оказался в сумасшедшем доме... Вот скажи, ты видела когда-то расплывчатую темную фигуру в сумерках? 
– Нет. 
– Ложь. Ты вчера рисовала ее в альбоме. В том, где всегда рисуешь свои страхи. Не приходи. А вдруг это заразно. Они ведь спрашивали, есть ли у меня родственники, близкие… я тогда не стал говорить о тебе…. Или ты хочешь когда-то увидеть червя, жрущего твою оболочку, а потом – и твою плоть? 
– Что за ерунда! Те, с фирмы, обычные мошенники… 
– Тебе удалось разыскать этих мошенников? Мне нет. Все, разговор окончен. 
– Слушай, твое благородство… 
– При чем здесь благородство? Ты мне надоела. Теперь, перед смертью, я могу выбирать, кого хочу видеть возле себя. Оставь ключи и иди. 
– А когда к тебе подберется червь, что будешь делать? 
– Не твое дело, убирайся, – и уже когда она стояла в передней, лихорадочно стараясь застегнуть куртку, ей в спину прозвучало: – Удавлюсь. Не дожидаясь, пока рехнусь окончательно… 
Хлопок двери острым ножом отсекает конец последней фразы. 

******* 
Странно, в ее глазах все еще нет страха. Почему это так меня раздражает?
– Зачем тебе его душа? 
– Его душа? – мое удивление искренне. Почему-то казалось, что она лучше разобралась в ситуации. 
– Ты же все время караулил поблизости, выжидая мгновенья, чтобы купить его душу? 
– Девочка, иногда меня поражает человеческое невежество. Ну, подумай сама: те, кто готов продать душу, обычно вытворяют такое, что в подобной сделке нет никакой надобности: они все равно закончат так же … Нет, на такой товар давно не найдешь купца. 
Майя нервными шагами меряет кухню, для чего-то на миг останавливается перед чайником: неужели предложит чая? Нет, вовремя спохватилась. 
– Так эта фирма – твое… Ваше дело? 
– Конкуренты. Мелочь, возомнившая себя хозяевами жизни. Вскоре и следа не останется. 
– Игнату от этого не легче. Другим донорам тоже. 
– Их ведь и впрямь никто не тянул туда силой, – для чего-то напоминаю об очевидном. 
– Так Вы поможете? Конечно, не даром? – она старательно кривит губы в презрительной улыбке, но получается неважно. – Что у меня есть такого ценного, что нужно Вам? 
– Как не банально звучит, именно душа. Я сказал, что на такой товар тяжело найти покупателя, но некоторые старомодные чудаки коллекционируют интересные экземпляры. Извини за банальность, но душа художника – истинного художника, который способен видеть то, чего не видит толпа, – редкий экспонат. 
Майя молча кусает губы. Да, в глубине души она ожидала признания – без этого невозможен художник. Но вот на такое ли? 
– Пожалуй, ты в любом случае кончила бы тем же: талант притягивает соблазны. 
– Хорошо. Как это… происходит? 
– Я готов исцелить его сегодня, но плата мне нужна прямо сейчас. 
– Я должна повеситься? 
– Зачем же так… не эстетично? Горячая ванна… Ты же замерзла? Вот и согреешься… Острый нож… только не забудь, как правильно его держать. Еще не хватало, чтобы ты просто искалечилась. И осталась жить, не в состоянии даже кисть в руке удержать. 
– Хорошо, – это звучит так обыденно, что я понимаю: сейчас начнется торг. – Но я должная убедиться, что Игнат – в безопасности. Как, нормальная цена за ценный экземпляр? 
– Вполне, – тем более, что такой показ для меня устроить нетрудно: сосуд с водой, щепотка определенного зелья, внимательный взгляд. Мне почти не приходится помогать ей. Жаль, родись она в другое время и в другом месте, из девушки мог бы и выйти толк… 
Игнат стонет во сне и осторожно приоткрывает глаза... Парень страшно измучен, комната запущена: ее хозяин не один день был уверен в своей обреченности. Но вдруг он с удивлением озирается, будто не в состоянии постичь, куда делось то, что стало обыденным и от того еще более страшным. На лице недоверие, которое очень медленно сменяется надеждой. Вот он осторожно садится, потом теряет равновесие, но удерживается на ногах. 
– Довольно. Я играю честно. 
Она кивает и произносит самую бессмысленную фразу, которую я слышал за вечность: "Спасибо. А теперь иди. Лучше делать… это… в одиночестве". И я послушно притворяю хиленькую дверь ее квартиры. 
Давно я не проворачивал такой удачной сделки. Но на донышке того, что заменяет мне душу, неприятный осадок. Никогда не любил иметь дело с женщинами. 

******** 
Я мог бы слегка поторопить девчонку. Мог бы убраться с грязных ступенек куда-то в более уютное местечко и там уже с комфортом дождаться окончания. Но почему-то стою здесь, прислушиваясь к тому, как она суетится там, за дверью, в последний раз приводя сякой – такой порядок. Вот начинает наполнять ванну… От нечего делать обращаюсь мыслями к Игнату. 
Надо же, я недооценил парнишку: он что-то ощутил или понял, а может, дело в том, что он по-настоящему любит свою девушку. Держась за стенку, торопится на улицу, то есть, это ему так кажется, что торопится. Я прикидываю его шансы: если не упадет от бессилия, если догадается поймать такси, а не тащиться через полгорода в маршрутке, если вообще на его пути окажется пустая машина, если она не попадет в пробку, если не забыл ключ от ее квартиры или если сможет высадить эти, с позволения сказать, двери… и если в тот миг будет еще не слишком поздно… 
У него нет не единого шанса. Разве что… чудо. Чудо в современном городе? Я – то давно уже не верю в чудеса. И не играю честно, чтобы не говорил перед этим… Девушка будет моей. Хотя… 
Знаешь что, парень? Помогать тебе я, конечно, не буду. Но и мешать тоже, а это уже немало. С чего бы это? Да просто такой экземпляр для любимой коллекции стоит некоторых усилий. А я давно не делал глупостей. Если ты способен сотворить чудо… Давай. У тебя осталось временя. Совсем немного. Но оно еще есть…