(пародия)
Очень хочется гордиться Родиной. Нет, ну правда.. и что главное – вполне
есть чем! Вот, скажем, балет, или межконтинентальные ракеты очень
среднего радиуса действия. Водка, опять же, дешевая. Женщины красивые и
не гордые. Ну очень иногда хочется гордиться, но нечем. В смысле –
гордиться, конечно, есть чем, но орган для гордости начисто отсутствует.
Полностью атрофировался от частого переутомления за долгие годы бывшей
Советской власти. Встанешь ранним утром, даже не почистив зубов, и
принимаешься по привычке страной гордиться – но не получается. Не идет!
То Путина президентом назначат, то пожар в Сибири, то неурожай в
Краснодаре, то мэра Москвы снимают, то еще какая беда случилась. Так
подумаешь-подумаешь... и ходишь тоскливо по своей шестиметровой кухне от
стены к стене, как бомж дядя Сёма по одесскому причалу, и пытаешься
искусственно вызвать в себе приступ гордости к родной стране. Потом
срочно два пальца в рот – и скорей к раковине. Мычишь, мычишь, как после
вчерашнего, а гордость не идет. Так комом в горле и стоит.
Постучишь за выручкой в стену к соседу. Дядя Миша, мол, ты сегодня уже
Родиной погордился или нет еще пока уже? Дяди Миша в ответ молчит, не
разговаривая, и не спеша соображает. У него за плечами, все-таки, пять
лет лагерей и сирота брат-водопроводчик на иждивении. Думать ему надо,
что вслух говоришь, а что про себя.
- А ты-то, Миша, - отвечает он мне наконец (я – тоже Миша). - А ты-то, Миша, сам-то что решил-то?
- Так я, естественно, как народ, - сиплю полуудушенно. - Как мы все, то
есть, несознательные массы трудящихся. Плюс неимущие бюджетники и
передовая часть полуобразованной российской интеллигенции.
- Баклан ты, Миша, (это он мне?) – говорит дядя Миша. – Ты-то лучше
глянь, как страна-то при новом режиме расцвела, как она-то, болезная с
колен-то приподнялась, курва!
- Не спорю, есть предмет для гордости, - горячо шепчу ему через стену. -
Однозначно есть! Вот вчера, к примеру, вышел на экскурсию в магазин.
Перед сном прогуляться. Так (шепчу) все на прилавках есть - выбор есть,
однозначно - и шпроты, и консервы, и финики в меду турецкие в шоколаде.
Денег только в кармане мало. То есть, деньги тоже есть. Но их
исключительно мало - меньше, чем товаров. Товаров много, а денег
практически нет, представляешь какая сложилась коллизия?
- Дык работать-то надо, - поучает меня дядя Миша через стену, – вот
бабло-то, оно и придёт-то! Ты-то, небось, не работаешь, а токмо языком
со сцены мелешь-то. Бумагу все мараешь-то, как в старое время-то. А
людЯ-то пашут, не покладая! Я, вон-то, надысь, в три смены-то того...
- Дядя Миша, - говорю я весь в слезах. – А ты помнишь, как при
коммунистах хорошо было? Тебе с утра и до вечера по центральному
телевизору диктор подробно объясняет когда, кем и чем гордиться – БАМ,
КАМаз, «Малая Земля» и прочее... А теперь? Президент один, а
премьер-министр – наоборот, совсем другой. КГБ в лихие девяностые годы
разогнали и вместо него какую-то ФСБ выдумали. Гидроэлектростанции
теперь не строят, а все больше взрывают. Элиты отношения между собой
выясняют. Вместо социализма суверенную демократию сверху насильно
насадили. А, между тем, террористов в стране - как вяленой плотвы у тети
Фиры на прилавке.
- Не спорю, - сипит дядя Миша. – Попадаются-то еще отдельные
недочеты-то. Россия, вить, только-только-то с-под колен встала-то. Это
нам все Березовский-то из-за бугра гадит! Но народ-то на него-то клал с
прибором-то из-под Костомукши!
- А ещё, - плачу ему через обои в цветочек. – коррупция меня совсем
замучила, дядя Миша. Взяточничество это крупномастшабное, а также
рейдерство, шантаж и многомиллиардные откаты огорчают. А мне никто так и
не несет! Не знаю, что и думать. Может, хоть присяжным заседателем в
московский суд пойти, посидеть? Хоть малюсенькую взяточку, да получу? А
то так и умру, не попробовав.
В ответ слышу – дядя Миша матерно бухнул кулаком в стену, взял с полки свой самый большой рашпиль и пошел в цеха. Трудиться.
Ну что тут добавить? Хочется Родиной гордиться. Шарю глазами вокруг,
щупаю себя за плотное тело, к жене с ненужными расспросами и
предложениями пристаю. А гордость за страну начисто отсутствует, как
красная икра в туберкулезном диспансере Челябинского тракторного завода.
Вместо нее наличествует чувство мелкой досады, дробно переходящей в
крупное неудовлетворение. «За что боролись? – шепчу. – Чего против
боролись наши отцы с нашими дедами и за? Русь, дай ответ!» Сурово молчит
в ответ страна, шурша новыми импортными автомобилями по старым
отечественным колдобинам. Булькая мягким немецким пивом по луженым
отечественным глоткам. Что-то хмуро перебирая у себя в кармане.
Недоверчиво и упрямо глядя мне под ноги из-под своего вечно нахмуренного
лобья.
Чего и всем с утра желаю. Ну все... пошел к рабочему столу, пока в стране писчая бумага вдруг не кончилась. Ура, товарищи!