Доктор Гриша

 

         Доктор попал к нам в отряд с подачи Москвича. Естественно, вначале вопрос о его присутствии в отряде в качестве рабочего был  обговорен  зимой причем, пользуясь своим влиянием на магаданских биологов (в том числе директора института и нашего зав. лаборатории) сделать это было нетрудно. Поэтому начальнику будущего отряда и думать было нечего, за него уже все решили старшие товарищи.

         Положительным моментом являлась степень кандидата медицинских наук (вот в отряде и врач бесплатный), а наличие  интеллигентности и возраста вообще придавало ему солидности. Мне он заранее почему-то представлялся доктором – Айболитом, упитанным, розовощеким и веселым.

         Действительность, как всегда, несколько разочаровала. Тощий, с крючковатым носом и впалыми щеками, несколько меланхоличный и мрачноватый, он разительно  отличался от придуманного мною образа и разительно напоминал библейских пророков в пору, когда Христос только собирал их в единую команду.

         Вдобавок, по словам Москвича, должность его в Москве была ужасна. Он возглавлял медицинскую комиссию, выносившую вердикт летчикам гражданской авиации по здоровью, и здесь мнение Гриши было решающим. Зачастую мужественные асы, которые летали по всему миру, валялись у него в ногах, чтобы тот разрешил хотя бы еще полгодика полетать. Но доктор Гриша был непреклонен и свято верил показаниям анализов  и всяких хитроумных приборов. Обращаться к нему с такими просьбами – это все равно, что умолять смерть заглянуть  через полгодика, когда она уже подкралась к намеченной жертве и  размахнулась косой.

         Конечно, собираясь на остров, он прихватил с собой всевозможные лекарства, поскольку можно было только представить, что ему напел в уши москвич перед отъездом, для которого разыграть очередного клиента было несомненным подарком. Лекарства понадобились неожиданно быстро. Нельзя сказать, что их у нас их не было вовсе. Каждый полевой отряд обязан был по инструкции иметь медицинскую аптечку. Кое – что мы докупали сами.

 Моя мама, поскольку всю войну прошла хирургической медсестрой скомплектовала спецаптечку, в которой были даже эфир, шприц, всевозможные зажимы Кохера и даже кетгут – это специальная нить, которой можно зашивать раны. Затем она  сама рассасывалась.

Я твердо знал, что в «поле» ничего не бывает лишним, так что Гришины лекарства не помешают. Хотя члены отряда болели исключительно редко и были здоровы до безобразия.

         Выехали мы к горе Тундровой рано утром. Дул противный и холодный северный ветер. Колючая поземка прямо в лицо. Трактор тянул «пену» с нашим скарбом, часто останавливался, «пена» на полированном насте выписывала такие кренделя, что основная задача была – не свалиться с нее во время движения, а уж если свалился, то догнать и заскочить обратно и при этом смотреть, чтобы ее краем не повредить себе ног. Короче сплошная эквилибристика, только цирк уехал, а клоуны остались! К этому прибавлялись скачущие, как живые рюкзаки, ящики, мешки и бочки, которые жили своей непонятной жизнью и все время норовили спрыгнуть на снег или дать по голове зазевавшимся пассажирам. Короче все было, как обычно.  

         Вдобавок где-то или в Москве, или по пути на остров, Москвич умудрился подхватить грипп. От этого стал злой, прикипал постоянно текущими соплями к металлу и ругался на чем свет стоит. Ехать в кабине трактора он наотрез отказался из-за жары (у него ее и так хватало из-за поднявшейся температуры), грохота и вони. А лежать на куче нашего барахла было просто опасно.

         - Ну, потерпи немного, - успокаивали его мы, - вот приедем, затопим печку, ляжешь в тепле и через два-три дня будешь как  новенький. К этому моменту и погода наладится, и гуси начнут подлетать, и вообще жизнь заблещет!

         - Для кого и наладится, а для кого и нет, - сварливо злобствовал он, - жаль только, что мерзлую тундру копать под могилу тяжело. Лучше забросьте как сдохну, на сопку – хоть зверюшки тундровые подкормятся, все же как-никак польза.

         - Брось Лазаря петь, - с нами доктор, он вмиг тебя на ноги поставит!

         - Пользы от этих докторов, как от козла молока, многим они помогли пораньше на тот свет уйти, - продолжал злобствовать больной, - хрен я им в руки дамся!

         Гриша слушал своего московского друга и мрачно сверкал на него мудрыми библейскими глазами. 

         Наконец, вдали появился пик Тундровый, на душе стало полегче и через небольшой промежуток времени отряд радостно затягивал полевые шмотки в небольшой домик.

         Быстро наладили капельницу. О ней надо сказать особо. Приспособление довольно простое. В лодочный бачок заливалась арктическая солярка. От бачка шел резиновый шланг с грушей для подкачки, Другой конец его заканчивался металлической трубкой с игольчатым  краном. В конце трубки, которая через боковое отверстие просовывалась в печку,  просверливалось несколько отверстий, а самый кончик ее наглухо заделывался. Он покоился на дне чугунной небольшой сковороды. В сковороду наливалось немного солярки, она поджигалась, и пламя сильно нагревало трубку. Затем понемногу отворачивался кран, солярка поступала в печку, достигала конца металлической трубки, жидкость приобретала газообразное состояние  и с ревом била огненными струями через просверленные отверстия. В результате печка мгновенно нагревалась и в доме, спустя несколько минут, устанавливася, по выражению техника Валентина настоящий «Ташкент».

         Были, однако, и неустранимые недостатки. За этой системой надо было внимательно наблюдать, тщательно дозировать поступление топлива. Кроме того, в самой печке и трубе через некоторое время скапливалась сажа, которая могла по недосмотру взорваться. Когда капельницу закрывали и «укукулялись», как говорили полевики, в доме еще было довольно тепло. (Кукуль – это спальный мешок (прим. автора).

Затем температура в домике неуклонно падала и к утру сравнивалась с наружной. Поэтому вставать и вылезать из нагретого изнутри кукуля никому не хотелось. Обычно это делал или Валентин или начальник отряда. Поднимать спящих здоровым и крепким сном мужиков было исключительно мучительным занятием.

         Но на это имелись специальные изуверские методы. В умывальник вставлялась спичка и вода тонкой струйкой мелодично журчала в таз. Выдержать этого не мог никто. Матюгаясь, члены балка бежали за домик и возвращались оттуда с просветленным взором. После этого спать уже не хотел никто!

         Но все равно, преимущества капельницы были налицо. Не надо было заготавливать и везти дрова и уголь, на весь период полевого сезона хватало 200 – литровой бочки топлива, а его на аэродроме в поселке Звездный было немеряно.

С отъездом систему разбирали и увозили с собой, или прикапывали в надежном месте, чтобы местные аборигены, которые отличались отчаянной беспечностью, не смогли ею воспользоваться и сжечь домик (что и произошло, к сожалению, в 1976 году, когда пастухи нашли спрятанную капельницу, воспользовались ей, вовремя не выключили и сожгли дом дотла). Хорошо, что уцелели сами, правда, оставшись при этом только в обуви и трусах.

         ….После небольшого ужина все со вкусом закурили и повалились на нары. Москвичу дали жаропонижающее, а начальник отряда распаковал и начал чистить новехонький карабин «Барс».

          Дело было в том, что оружие выдавалось начальникам полевых отрядов не для охоты, а для защиты секретных карт, за которые каждый расписывался и нес ответственность вплоть до уголовной. Вообще-то полагался пистолет, обычно револьвер типа наган или еще хуже – ТТ. Толку  от них не было никакого. Носить тяжело, охотиться несподручно, можно было только застрелиться самому.

Для карт полагалось еще возить специальный железный ящик с замком. Смотреть их мог только начальник отряда. Карты были старые, 30-х годов, вдобавок на них были зачеркнута координатная  сетка, реки за сорок лет изменили русла, поэтому карты часто врали, но зато в углу стоял жирный штамп «СЕКРЕТНО». И была толстенная инструкция тоже какого-то 30-лохматого года. Ее каждый год заставляли читать и расписываться. Пистолет таскать по тундре мог только сумасшедший, а карты обычно носил при себе начальник отряда в полевой офицерской сумке, тщательно завернутыми в полиэтилен, дабы уберечь от дождя и вообще на всякий случай.

         Старые полевики рассказывали мне забавный случай, который произошел с геофизиками в одном из магаданских академических институтов. Во время геофизической съемки в проливе Лонга, которая производилась с помощью вертолета. Геофизики сидели в кабине вертолета, который летел к очередной точке съемки, и дружно курили вместе с пилотами. Одна форточка со стороны первого пилота была приоткрыта. Чтобы дым не ел глаза приоткрыли другую, противоположную. И тут секретная карта, которая лежала на коленях у начальника геофизической партии вдруг ожила, встрепенулась и  как птица упорхнула через форточку. Тот схватился за голову, но было поздно, потоком воздуха ее отбросило за хвост вертолета – только ее и видели. Куда она приземлилась, не видел никто. Поиски длились довольно долго, но результат был нулевой – попробуй, разыщи белую карту среди абсолютно белых торосов!

         Естественно, сообщили в Магадан. Мгновенно туда был срочно вызван начальник отряда, у которого, понятное дело, решетка уже маячила перед глазами. Директор института только получил звание академика и безусловно пользовался весом в Магадане, в том числе и в органах. Поэтому решение отдали на откуп ему, тем более, что нрав у него был крутой.

Перед разговором с начальником отряда, он вызвал на совет к себе старых полевиков. Коротко изложил суть проблемы и спросил, могло ли быть это в принципе. Те матюгнулись и честно признались, что такое было почти с каждым, благо, что происходило на земле, а не в воздухе. Поэтому карты находились, но нередко в рваном виде. Поэтому в нарушение инструкции, после получения секретных карт с них снимались копии. С ними и работали. А оригиналы или оставались дома или хранились в поле в опечатанном железном ящике, который даже не открывался.

         Академик вызвал к себе виновника, для приличия наорал, но дело прикрыл, заметив при этом, что если еще кто-то допустит такую промашку, то без разговоров выгонит виновника из института и пусть дальше органы разбираются - продал тот Родину или нет. 

         ….В тот год начальнику отряда повезло, удалось взять вместо абсолютно ненужного пистолета новехонький карабин «Барс». Он был похож на детское ружье «Монте-Кристо», из которого стреляли барчуки в царское время. Легкий, прикладистый, калибр 5,65 мм, оптический 4-х кратный прицел, прямой выстрел – свыше ста метров, очень мощный заряд патрона, ствол внутри хромированный – достоинств не перечесть. Полуоболочная пуля вылила оленя с ног мгновенно. Если входное отверстие было незаметно, то на выходе была дыра, в которую спокойно пролезал кулак.

         Впоследствии я такой пулей попал метров с пятидесяти в оленя, который с жадностью сожрал яйца в контрольном гусином гнезде, где оба, и самец и самка были помечены нами.

Лопал он их с упоением, как со сковородки, вместе со скорлупой, яичная жижа текла по морде и олень даже глаза зажмурил от удовольствия. От такой подлости у меня захолонуло сердце – олень был приговорен и приговор был исполнен на месте.

Пуля пробила ему одну лопатку, а вторая просто оторвалась вместе с ногой. Олень прыгнул, попробовал в запарке приземлиться на передние ноги, но перевернулся через рога и был готов. Все это было очень похоже на американский фильм, но радости мне этот выстрел не принес – гнездо было безвозвратно потеряно для науки.

         Когда начальник отряда достал карабин  и повесил его на гвоздь над своей лежанкой, то у доктора вдруг возник какой-то подозрительный блеск в глазах, а руки сами  собой потянулись к винтовке.

         - Можно посмотреть? – каким-то чужим голосом промолвил он.

         - Да бери, смотри, за погляд денег не берем, - ответил начальник отряда.

         Гриша схватил карабин, прижал его к груди, затем стал разглядывать то вблизи, то издали.

         - А внутри посмотреть можно?

         - Да наслаждайся хоть до утра, только не заряжай, а то сдуру здесь выстрелишь, потом хлопот не оберешься!

         - Доктор онемел от счастья. Он без конца открывал и закрывал затвор, смотрел в ствол, как в глаза любимой женщины, тряпочкой ласково протирал части карабина и прицела. Похоже, спать ему не хотелось.

         - Ну и черт с тобой, обнимайся с карабином, - сказал начальник, которому надоела возня Гриши с карабином.- Назначаю тебя оруженосцем, теперь смотреть за карабином будешь ты. Хранение, уход, то есть чистка, за тобой, и никому пока не давай карабин без моего разрешения. Доктор обнял карабин и орлиным взором оглядел всех.

- Ну, все, - заметил Валентин, - привезли нормального вроде доктора, а он свихнулся и довольно быстро.

Гриша на эту ехидную эскападу никак не реагировал, по-прежнему занятый карабином. Вскоре все, кроме него дружно захрапели. Правда, перед сном забросили в рот больному еще горсть таблеток.

Какого же было наше удивление, когда отоспавшись и продрав глаза, все увидели его с лоснившимся, любовно смазанным карабином в руках.

- Ты что, совсем не ложился? – с изумлением спросил начальник.

- Что-то не хотелось, зато я досконально изучил оружие, - ответил тот.

- Ну и что дальше?

- А как его заряжать и стрелять, - спросил доктор.

- А это довольно простое дело, сейчас чаю попьем, и пока Валентин сообразит, чего-либо существенное, я тебя враз обучу, надо только пустую бочку оттащить от домика метров на 50 и положить ее, чтобы можно стрелять в дно, - сказал начальник.

- А лечить меня ты собираешься, помощник смерти? – промолвил жалобным голосом Москвич.

- Отстань, не до тебя, видишь, мы мужским делом собираемся заняться, - сурово ответил Гриша, - Я пошел бочку устанавливать, а чай я пить не буду!

- Да, боюсь с таким доктором, ты долго не проживешь, - заметил Валентин, - но ты не волнуйся, мы тебя прикопаем в хорошем месте и даже какой-нибудь мелкий ручей назовем твоим именем!

- Спасибо, утешили, - отозвался больной, - не надейтесь, постараюсь не доставить вам такой радости.

 Все дружно расхохотались.

Вскоре за стеной загремели выстрелы. Затем в домик зашел веселый раскрасневшийся доктор.

- А олени далеко? – спросил он.

- Да вроде бы отсюда не видать, особенно если не выходить наружу, -сказал Валентин, открывая килограммовую банку тушенки. – Ты лучше открывай банки, а я пойду, макароны заварю.

- Поскольку ты карабин изучил тебе и карты в руки, - сказал начальник. – Возьми карабин, патроны и сходи на пик Тундровый. Может они вокруг него шляются. Если не очень далеко, то грохни одного, смотри, только пастуха случайно не застрелили.

После второго завтрака Гришу как ветром сдуло. Не было его примерно часа три. Наконец он ввалился в домик. По его счастливому виду было ясно – сходил он не впустую.

- Все, добыл, - радостно сообщил он.

- А кишки ему выпустил, - поинтересовался больной Москвич.

-  А зачем? – спросил доктор.

- А затем, что его раздует вскоре, как бочку, - ответил тот, - желудок лопнет, а мясо провоняет и никто есть не будет. Кроме того, надо его освежевать, расчленить и притащить сюда.

- А как, - опять спросил Гриша, - я ведь только умерших людей вскрывал, а олень весь в шерсти!

- Так нам, что его для тебя специально побрить? - вмешался в разговор Валентин.

- Нет, конечно, но я думал, что вы пойдете вместе со мной и поможете!

- Ты убил, тебе им и  заниматься. Мясо потом закопаешь в снежник недалеко от дома. Одну ногу принесешь мне для харча, я уж с ней сам распоряжусь – прозвучал суровый приговор.

Энтузиазм Гриши как рукой сняло. Он понуро повесил карабин и со словами - потом почищу, - вышел вон.

Отсутствовал он часа долго. Увидав его тащившего на себе оленью тушу, Валентин решительно встал на лыжи.

- Пойду, помогу, - буркнул он, - не хватало нам еще, чтобы еще один москвич сдох, туды их мать!

Видимо, близкий конец больного москвича не вызывал у него особых сомнений.

Начальник отряда только хмыкнул. Он почему-то вспомнил, как в институте перед отъездом в «поле» инженер по технике безопасности вручил ему бланки актов на предмет несчастных случаев. Между собой начальники полевых отрядов  называли их актами на списание людей. В актах подробно расписывалось, что нужно делать в случае несчастного случая почему – то на производстве (можно подумать, что в тайге и тундре существовали подпольные заводы и фабрики!).

Обычно, прибыв на место полевых исследований, начальник собирал отряд и выступал с короткой речью. Он напоминал, что поодиночке можно ходить только в пределах прямой видимости от домика. Обязательно перед выходом в маршрут укомплектовать рюкзак и дать на проверку Валентину. Расписаться в журнале, при этом указать маршрут и контрольный срок возвращения. А самое главное, не лезть во всякую задницу, и не строить из себя героя. Таких героев полно валяется, разобранными  на запчасти по все территории Колымы и Чукотки. В заключение он вынимал акты на списание, и тряс ими в воздухе.

- Помните, что на каждого из вас акт уже имеется. В случае чего спишу к чертовой матери. И не дождетесь, чтобы  из-за очередного придурка я сел в тюрьму. У меня, как и у вас, семья есть и ей отец и муж нужен, а не зэк. Поэтому пока предупреждаю, если кому-то не нравиться то, что я сейчас требую, то лучше уехать сразу. Чем акт на списание на каждого подписывать, я лучше ему морду начищу. И буду делать это регулярно, пока до извилин не дойдет.

Такой монолог предназначался, конечно, для новичков, обычно полевых рабочих и студентов. Те, кто знал начальника ранее и уже ходил с ним в поля, только усмехались, но, тем не менее, авторитет его не роняли. Поскольку знали, что он при случае может и на самом деле в морду дать, если уж очень зарываться начнешь. Водился за ним такой грех. В армии он служил в спецчастях  инструктором по боевому самбо. Да и весил под девяносто. Так что спорить и качать права было опасно для здоровья, да никто, впрочем, и не пытался.

Наконец Валентин с доктором ввалились с задней оленьей ногой в домик.

- Ну, и чего вы приперлись? - изогнул вопросительно бровь начальник.

- Знамо дело чего, - ответил Валентин, - доложить!

- Ну и докладывай, кто тебя за хвост держит!

- Короче, доктор завалил важенку, возраст примерно года два, хорошо, что пастухи не видели, а то бы обрыдались.

- А я откуда знал, что это самка, - виновато влез в доклад Гриша, - у нее оказывается тоже рога имеются, я подумал, что это самец!

- Мужики тоже самцы, однако у многих рога тоже имеются, надо только их вовремя разглядеть, - ехидно заметил Москвич.

Все дружно, включая доктора расхохотались.

- Мясо хоть прикопали? – поинтересовался начальник.

- Обижаешь, - ответил Валентин, - все по уму, в снежнике метрах в ста пятидесяти на склоне пика в двух ведрах с крышками лежит, - хрена с два веселые собачки слопают, даже если докопаются!

Он имел в виду песцов, которые, теряя свою роскошную белую шубку, с каждым днем становились все наглее, радостно ожидая, как и мы прилета гусей. Только интересы у нас были разные: у нас научно-академические, а у песцов – гастрономические.

- Ну и хорошо, - подвел итог начальник. Валентин, жарь свеженину, Грише – чистить карабин, остальные балдейте пока, а как поедим, по маршрутам.

- А я? – подал голос Москвич.

- А тебе бока пока обминать, пока не поправишься. Валентин за тобой приглядит, чтобы температура не зашкалила, да чтобы таблетки вовремя жрал.

- Так зачем же я сюда доктора притащил? Он должен сидеть у постели тяжело больного, гладить его по головке и приговаривать, что вы батенька уже получше выглядите, скоро совсем станете здоровеньким! Ведь лечит не столько химия, сколько доброе слово и участие. А то доктор бегает как лось в обнимку с карабином по тундре, убивает невинных важенок и вообще похож не на доброго Айболита, а на Али-Бабу и сорок разбойников сразу.

- Ну, с меня довольно, - рявкнул Гриша и сорвал со стены карабин. -вставай и пошли!

- Куда? – опешил Москвич.

- Можешь не одеваться, одежда тебе ни к чему, болезнь твоя слишком затянулась, я тебя пулей враз успокою и лекарства будут целы. А начальник спишет, я первый распишусь в акте. Сактируем тебя по причине сердечной недостаточности и  все дела.

- Боже мой, - заорал Москвич, - и это интеллигентный человек, кандидат наук, без пяти минут доктор. Братцы, кого я привез, это же врач-убийца, он нас тут всех под акт подведет. А диагноз каков! С таким диагнозом на Колыме тысячи политзаключенных списаны вчистую. Ну и зверь. Я думал один только начальник у нас такой, но ему вроде бы по должности положено на всех рычать. Но чтобы Гриша, которого я знаю столько лет, показал свой звериный оскал – это же надо так быстро превратиться в монстра! Все Гришка, видит бог, я страшно тебе отомщу!

Надо отметить, что слово свое он сдержал. Так получилось, что в Москву он попал раньше доктора и сразу же позвонил его супруге.

- Как Гриша, скоро ли будет в Москве, - поинтересовалась она, - и правда ли, что он на острове убил оленя?

- Какого оленя, Гриша убил оленя? - спросил москвич, умело изобразив замешательство, и как талантливый  артист выдерживая паузу.

- Ах, Гриша,  да, да конечно он вроде бы убил оленя!

В результате доверие к доктору, как охотнику было навсегда подорвано.

Но этого оказалось мало. В этом же году Григорию исполнялся юбилей, на который он пригласил своих друзей, в том числе и недавнего больного.

Москвич оказался верен себе. Заказал бронзовую роскошную табличку с гравировкой: Здесь живет врач-убийца, кандидат медицинских наук и ниже фамилию, и инициалы Гриши. В ночь перед юбилеем он привинтил ее на входную дверь доктора, а головки шурупов залил эпоксидным клеем, чтобы их нельзя было отвернуть. С утра к Грише, как известному и уважаемому медику потянулись гости, которые буквально теряли дар речи при взгляде на табличку, но как люди вежливые и интеллигентные юбиляру ничего не говорили.

К обеду подтянулся Москвич. К этому моменту, отказавшись от безуспешных попыток снять табличку с двери, Гриша почти успокоился, но при виде своего заклятого друга взревел, как больной слон.

- Гришенька, успокойся и прими мои самые искренние поздравления, -фальшиво улыбаясь промолвил тот, - я в честь тебя две ночи не спал, все стихи сочинял, сейчас прочту!

С этими словами он развернул сверток и достал настоящий пергамент с красной печатью. Выставив вперед ногу и напыжившись, он завывающим голосом, каким большинство поэтов, особенно женщины, читают свои стихи, прочел следующие строки.

Ходит по тундре легенда – плач,

Лечит пулею белый врач,

Тверда рука его и верен глаз,

Все болезни вылечит враз!

 

И далее – посвящается главному врачу – убийце о. Врангеля доктору

фамилия, имя и отчество.

Это надо было видеть.

 Затем Москвич сказал, что он отомщен, месть в его душе улеглась и он прощает Гришу, готов даже помочь снять табличку с двери.

 Конечно, после этого юбилей доктора Гриши многим запомнился надолго. А он сам, я надеюсь, с доброй улыбкой вспоминает остров, где впервые взял в руки оружие и ощутил себя настоящим добытчиком и мужчиной!